Почему «никто, нигде, ни при каких обстоятельствах не должен быть принужден рожать ребенка»
В конце июня Верховный суд США может запретить аборты на территории страны: на прошлой неделе СМИ узнали, что решение «Роу против Уэйда», в 1973 году легализовавшее прерывание беременности, скорее всего, будет отменено. Врач Дипти С. Бэрот, оказывающий первую медицинскую помощь в одной из больниц Сан-Франциско, написал в Huffpost, почему это решение станет катастрофой.
Как-то утром в конце декабря я проснулся рано, чтобы послушать, как судьи допрашивают юристов на процессе, который после завершения может лишить людей репродуктивной свободы. Неделю за неделей я продолжаю слышать, как судьи, юристы и политики рассуждают о том, о чем они попросту не имеют права говорить. Их выступления так далеки от реальной жизни. Кажется, участники процесса прилетели с другой планеты.
В эти моменты я думаю о маленькой девочке в смотровом кабинете, с которой я познакомился много лет назад. Она была моей пациенткой, ей было 11. Я буду называть ее Софией.
Я первый год занимался первичной медико-санитарной помощью. Мама Софии привела ее с болями в животе. Когда мы заговорили о ее менструальной истории. мама сказала, что у девочки уже начались месячные, но потом прекратились. Я заверил ее, что это в порядке вещей — вначале менструации бывают нерегулярными.
Мать вышла, и мы остались с Софией наедине. Она была тихой и спокойной — типичное поведение подростка, когда он неловко себя чувствует в присутствии взрослого. Она отвечала на мои вопросы односложно и, кажется, не знала, куда смотреть.
Я решил не глупить и сделал Софии тест на беременность.
Несколько минут спустя ошарашенный коллега принес мне результаты теста: он был положительным. «Сделай еще один», — попросил я. Снова положительный. «Давай попробуем еще раз?» — неуверенно пробормотал я — я хотел выиграть время, собраться с мыслями и все еще надеялся, что каким-то чудом тест покажет другой результат. Напрасно. Положительный.
Моей пациентке было 11, и она была беременна.
Я усадил маму Софии, находившуюся в соседней комнате, на диван и спокойно объяснил ей, что тест на беременность дал положительный результат. Она не поняла. Мне пришлось проговорить это еще несколько раз, в разных формулировках, чтобы до нее наконец дошло: София беременна.
Шок, слезы, телефонный звонок. Скоро приехал запыхавшийся отец вместе с мрачным семейным священником, потом — полиция. Помню, как взрослые молились в отдельной комнате и плакали. У меня было чувство, что я в ночном кошмаре. Тогда я напомнил себе, что такова моя работа: иногда приходится становиться свидетелем самых плохих дней в чьей-то жизни.
Я старался выяснить у Софии, что случилось. Но она молчала. К счастью, среди пришедших в больницу была женщина-полицейский.
Я сконцентрировался на том, что считаю самым важным в своей работе, — на защите моего пациента. Моей задачей было убедиться, что сейчас София физически в безопасности и ей не угрожает новое психическое потрясение. Я должен был быть уверен, что она справится с этой жестокой травмой и последствиями неслыханного преступления. Я должен был знать, что ее бесценная жизнь защищена.
Для этого нужно было прервать беременность. Мы в больнице могли провести процедуру немедленно. Жизнь Софии была самым важным. Это значит, что девочка не должна рожать в 11 лет. И она не рожала.
Я думаю о Софии постоянно, особенно в эти дни. Я думаю обо всех Софиях в больницах, как моя, когда в одном штате за другим запрещают аборты. Я думаю о словах «кроме случаев, когда на кону жизнь матери».
Понятно, что большинство людей признают право на аборт, когда речь идет об 11-летней девочке, изнасилованной родственником. Но правда в том, что никто, нигде, ни при каких обстоятельствах не должен быть принужден рожать ребенка.
Принудительного деторождения не должно существовать в принципе.
Сейчас Софии за 20. Интересно, как она излечилась, как она прошла через эту травму. Поступила ли она в колледж? Может ли доверять интимному партнеру? Забеременела ли она на своих условиях и в то время, когда хотела? Есть ли у нее ребенок? Я закрываю глаза и вижу ее широкое лицо, мягкую улыбку — и я знаю, как знал тогда, что решение прервать ее беременность, которое поддержали ее родные, было решением не против жизни, а в пользу жизни.
Помню, в тот день у меня было ощущение, что больница переполнена. Там были София, ее мама, потом отец и священник, затем — полицейские. Было много слез и молитв, отчаяния и веры. Я помню, какой маленькой выглядела София. Ее личико и ручки, узкие бедра… И как такая огромная, ужасная трагедия могла случиться с кем-то таким маленьким? Это сбивало с ног.
Помню, какой малюсенькой казалась смотровая. Там не было места для политиков. подписывающих злые законы, не было места для судей Верховного суда, которые кричат о ценности жизни и при этом совершенно не понимают, что беременность может противоречить этому. Не было места для всех посторонних, ненужных, бесполезных людей в этом самом интимном из пространств. В кабинетах больницы никогда не будет места для кого-то, кроме пациентов и их самых близких людей.
И мы будем защищать святость этого места, будем бороться, чтобы туда не было доступа циничным политикам с их жестокими играми. Мы их не приглашали, и мы не намерены стоять в стороне, пока они пробиваются внутрь.